Яркая, солнечная, с потрясающим чувством юмора Дина Рубина завораживает. Она привезла из Израиля в Петербург хорошую погоду и новую книгу «Бабий ветер». Новый роман, как говорит сама автор, о любви и современной женщине. Я впервые побывала на встрече с этой писательницей, и, оказалось, ее можно бесконечно читать и бесконечно слушать. Наверняка, из нее бы вышла отличная актриса. Но в итоге получилась невероятно талантливая писательница. Делюсь тем, о чем говорила Дина Рубина.

Об источнике знаний

Я дворовая ташкентская девочка. Я абсолютно дитя мусорного двора. Совсем как Максим Горький, все свои познания о людях я черпала из самих людей. Я вообще страшно люблю жизнь, я люблю проявления жизни, я обожаю жизнь в любом ее контексте.

Например, мне моя петербургская приятельница недавно рассказала историю о своей подруге, которая профессор, искусствовед, автор монографий о великих художниках, сотрудник Эрмитажа. Но она утром гуляет с собачкой, соответственно на ней какие-то страшные треники, дачный ватник с большим количеством разнообразных пятен. И вот она решила дойти до магазина и посмотреть, открыли его уже или нет. Дошла, а там тусуется группа товарищей, уже нетрезвых с самого утра и страстно ожидающих открытия магазина. Она подошла и своим пожизненно очень прокуренным голосом спросила: «А что не открыли еще?» И один из них говорит: «Поди проспись в парадное».

О том, чему научил Чехов

В общем-то, у меня была гувернантка по имени Антон Павлович Чехов. В детстве я была не очень высокого роста, и в шкафу доставала только до полки, где стояли крайние тома собрания сочинений Чехова, и это были письма. Поэтому изначально я узнала писателя Чехова как человека Чехова. И вот тогда я многому научилась. Я до сих пор по-идиотски отвечаю на самые идиотские письма. А мне приходит очень много писем. Я отвечаю, потому что Антон Павлович Чехов в одном из своих писем написал: «Не ответить человеку на письмо, все равно что не пожать протянутую руку».

Об иллюзии в литературе

Любой писатель, который что-то умеет показать, он, конечно же, мошенник. Писатель создает иллюзию своей осведомленности. Меня спрашивают, закончила ли я, может быть, цирковое училище, потому что я написала роман «Почерк Леонардо». Меня спрашивают, занималась ли я куклами, поскольку в «Синдроме Петрушки» профессия кукольника выведена доподлинно. Но единственное, что я могу сказать: в «Русской канарейке» я сочинила барочного композитора XVIII века, и  действительно я сочинила барочную ораторию. А в цирке я не выступала, с парашютом не прыгала и воздушным шаром я не управляла. Все это просто честная работа честного мастерового. И если я должна эту табуретку сколотить, то все гвоздики и инструменты должны быть под рукой и все должно быть сделано тщательно.


Чулпан Хаматова на съемках кинофильма «Синдром Петрушки» по мотивам одноименного романа Дины Рубиной[/caption]

О трагизме героя

Во-первых, литературный герой должен ответить за свои поступки. Во-вторых, он должен быть  абсолютно органичен сюжету, характеру и всей конструкции романа. Когда они все женятся  в конце, тогда это получается женская проза. Но поскольку все мы хотим читать книги, а не сплошной хэппиэнд, то давайте мы все-таки будем иметь мужество дочитывать «Анну Каренину» до конца, там где она, к сожалению, бросается под поезд.

О справедливости в жизни

Отвечает человек за свои поступки в конце жизни или после ее конца – этого нам не дано знать и ощутить до конца. И может быть, тому, кто отвечает в конце жизни, кажется, что это глубоко не справедливо. Он вспоминает, что когда-то он поддерживал тетю Маню и посылал ей 20 рублей к пенсии.

Я всякое видала. Я видала абсолютный жизненный триумф абсолютных сволочей. И я видала очень тяжкую жизненную дорогу святых людей. И мне кажется, что справедливости в жизни не существует. Но у Игоря Мироновича Губермана есть замечательная поговорка. Он говорит: Бог наш не барабашка. Воздается каждому, возможно, в масштабах жизни, возможно, в масштабах десятилетия, возможно, в масштабах столетия, в масштабах народа или масштабах стран.

Вот смотрите, Германия в середине образованного XX века уничтожила половину моего народа. И вот сейчас, что происходит с Германией? Она исчезает. И немецкий народ, к сожалению исчезнет. Но просто это происходит очень медленно и разными путями.

О прототипах в литературе

Цельный литературный герой редко когда приходит из жизни. Он всегда приходит из какого-то параллельного мира, созданного воображением писателя. Писательское воображение – родина литературных героев. И прототип, даже если он существует в жизни, всегда беднее, всегда неинтереснее, чем литературный герой. Ведь мы же все-таки создаем какие-то совершенно другие миры. И для того, чтобы нам хотелось там посуществовать вечер-два-три, пока мы не прочитаем книгу, мы должны создать захватывающий образ. А иначе на черта мы еще годимся в век Интернета и социальных сетей.